Один день из жизни отца Андерсона.

Нащупав на тумбочке плащ, в плаще – карман, а в кармане – штык, отец Андерсон запустил им в будильник. После этого он открыл глаз. Голова немедленно отозвалась адской болью.
-Даааа… - протянул инквизитор, раздумывая, стоит ли открывать второй. Процесс думанья только усилил его и без того невыносимые страдания, поэтому он решил пока ничего не предпринимать, а просто полежать так. Когда голова немного утихла, святой отец, наконец, решился открыть второй глаз. Мужественно поборов желание отрезать себе штыком голову (в этом ему сильно помогло осознание собственной неуязвимости), он снова протянул «Даааа…». В нём крепла мысль, что просыпаться в такую рань с такого бодуна – действительно, отличный способ умерщвления плоти, но что это, пожалуй, слишком даже для такого опытного мазохиста, как он.
Тут следует внести ясность: раньше отец Андерсон никогда не брал в рот ничего спиртного, несвежего или того, о чём могли подумать необразованные эльфы. Но вот недавно один знакомый святой порекомендовал ему похмелье как отличнейший способ самоистязания во имя Господа, мотивировав это перековерканной цитатой из книги притч Соломона. Было это вчера или завтра, отец Андерсон никак не мог решить, поэтому – недавно. И вот по поводу этого самого святого он сейчас испытывал весьма противоречивые чувства. С одной стороны, прочувствовав на себе всю прелесть этого метода самоистязания, он ещё больше уверовал в святость маньяка, способного заниматься этим регулярно. С другой же, с трудом удерживался от гнусного богохульства по его адресу. Точно отец Андерсон знал одно: при следующей же встрече он обязательно проверит его на святость. Как именно он будет это делать – не уточнялось, но тон, которым он это думал, не предвещал ничего хорошего. На какое-то короткое мгновение желание расправиться со святым даже перевесило его главную директиву – уничтожить Алукарда. Что также отнюдь не говорило в пользу святого.
-Вчера был понедельник… завтра будет вторник… что же сегодня? – этот вопрос почему-то терзал отца Андерсона даже сильнее, чем вопрос где он находится. Решив в конце концов, что сегодня – это сегодня, и на то воля Господа, он немного успокоился.

***

Через час, когда падре понял, что головная боль не собирается его покидать, он попытался было смириться с ней и встать с постели. Получилось как-то нескладно. При каждом движении голова отзывалась жуткой болью. Во рту царил такой мерзкий привкус, словно там ночевал табун кошек. Причём «ночевал» - слабо сказано. Скорее, он там беспрерывно находился около месяца. «Батюшки, какая незадача!» - бормотал святой отец, пытаясь нацепить плащ. Восемь раз порезавшись и семнадцать раз уколовшись, он, наконец, совершил такой подвиг. В углу стояла его любимая плеть, над ней висела табличка «Используй меня». Падре с презрением отвернулся от неё. «Ха!» - подумал он – «Вчерашний день! Прогресс не стоит на месте!» - он брезгливо взял «вчерашний день» двумя пальцами и опустил в мусорную корзину, битком набитую разноцветными упаковками из-под полуфабрикатов (давно лелеемая язва желудка также входила в арсенал многочисленных средств самоистязания).
Комната святого отца заслуживает особого описания. Хотя бы и тем, что она одна. Конечно, если не считать совмещённого санузла. В комнате имеются: во-первых, стол, стул; во-вторых, ещё один стул на случай, если придут гости; в третьих, садистски устроенная кровать, привезённая контрабандой из бывшего СССР. Садистки устроенная потому, что, во-первых, она короче святого отца на полметра, во-вторых потому, что снабжена специальным матрасом модели «Кошмар йога», из которого хитроумным образом торчат пружины, а в-третьих потому, что на самом интересном месте боковые стенки раздвигаются и ты падаешь на пол. Далее по списку следуют: спиртовка (без спирта), чайник (без чая), керосинка (не угадали, с тараканами) и, зачем-то, масштабная модель синхрофазотрона. Зачем святому отцу масштабная модель синхрофазотрона, не может объяснить никто, даже он сам. Ещё в комнате имеются Стакан (!), Тарелка, два Паука (каждый в отдельном углу), ещё один Стакан (на случай, если придут гости) и Холодильник. В холодильнике уже второй год висит безымянная Мышь, не успевшая вовремя слинять, когда святой отец въехал в общежитие, с которой он иногда разговаривает. В зависимости от времени, проведённого в молитвах, иногда она ему отвечает, а иногда – нет. Ещё в холодильнике святой отец держит святую воду – так она меньше портится. Держит он её в холодильнике, чтобы не нагрелась, но в термосе, чтобы не переохладить. Берёт он воду из туалетного бачка. Берёт он её там по двум причинам: во-первых, бачок предусмотрительно благословлён им лично, а во вторых – это единственный в комнате источник воды. Святой отец постоянно порывается превратить там воду в вино – просто так, ради осознания собственной крутизны – но постоянно забывает. Стены комнаты завешаны постерами Христа, Богоматери, святого Петра, прочих святых с непроизносимыми именами, и портретом Алукарда. На портрете Алукард стоит, опустив голову и вытянув в сторону руку с пистолетом, его плащ и волосы треплет ветер, а слева написано «In the name of God, impure souls of the living dead shall be banished into eternal damnation, Amen». Как утверждает святой отец, плакат он повесил исключительно из-за богоугодной надписи, а не для того, чтобы кидаться в него тяжёлыми и острыми предметами. То, что изображение Алукарда истыкано дротиками вдоль и поперёк, он считает простым совпадением. Надпись в углу «Animewallpapers.com» святого отца несколько смущает; он очень любит иногда подумать о том, что она значит и не скрыт ли в ней часом смысл бытия. Рядом с портретом Алукарда висят портреты остальных членов Хеллсинга, значительно лучше сохранившиеся, и портрет главы организации «Искариот» Энрико Максвелла. То, что в него святой отец попадает почему-то чаще, чем в портрет, например, Интегры Хеллсинг, он считает вообще чистой случайностью и списывает это на одолевающее его временами косоглазие. Ещё рядом с портретами висит плакат, наглядно доказывающий происхождение жизни на земле от искариотов. Также стены расписаны цитатами из Евангелия и прочей литературы подобного характера, а также глубокомысленными изречениями вроде «Иисус Христос всё ещё где-то там», «Говорю с мёртвыми» и подобным. На потолке, аккурат над изголовьем кровати, красуется надпись «Алукард – богопротивная ересь», глядя на которую, святой отец очень утешается в трудную минуту. Ещё на стене висит осколок зеркала с надписью «Я не верю с приметы, но сюда всё равно не смотрю!». А ещё святой отец коллекционирует ножи в форме распятия (правда, смешно?). Вот, пожалуй, и всё…

***

Открыв холодильник, падре спросил мышь, как у неё дела (странно, но мышь ему не ответила – то ли он недостаточно молился, то ли она просто была чем-то занята), затем достал оттуда электробритву… задумчиво на неё посмотрел; размотал шнур и ещё раз посмотрел на бритву; поискал в комнате розетку; не найдя, ещё раз посмотрел на бритву; устав на неё смотреть, аккуратно смотал шнур и положил бритву обратно. Пожелав мыши спокойной ночи, он закрыл холодильник и подошёл к зеркалу. Зеркало зловеще улыбнулось. Святой отец озадаченно посмотрел на зеркало, затем перекрестил его и на всякий случай потыкал штыком. Зеркало не предпринимало никаких ответных действий, но улыбаться перестало. Отметив про себя, что надо будет как-нибудь на досуге изгнать из зеркала кого-нибудь, падре сел на стул и принялся меланхолично бросать дротики в портрет Алукарда и вокруг него. Затем дротики у него кончились. Так как вставать и выдёргивать их ему было решительно западло, то он начал доставать из-под плаща штыки и швырять их в Максвелла. (Дело в том, что портрет Алукарда у него был один, и его следовало экономить, а портретами Максвелла его снабжали с упорством, достойным лучшего применения). Внезапно раздался стук в дверь. От неожиданности святой отец едва не свалился со стула, и штык полетел в угол, едва не убив одного из Пауков. Каждый удар отдавался в голове Андерсона так, словно он стоял под огромным церковным колоколом. Швырнув штыком в дверь, святой отец прокричал «Благослови тебя господь!» и поплёлся открывать. За дверью обнаружился насмерть перепуганный (ну, хоть не заколотый!) почтальон.
-В-в-вам п-п-письмо, сс-с-святой отец! – пролепетал он, бледнея. Отец Андерсон вытащил из двери штык, поковырял им в зубах и спрятал под плащ. Случайно увидев, что там этого добра ещё навалом, бедный почтальон совсем скис. Он протянул святому отцу конверт и хотел было дать дёру. Отец Андерсон, человек, в общем-то, добрый, (просто он любил кровавые зрелища) устыдился своего недостойного поведения и решил искупить свою вину. Взяв конверт, он посмотрел на почтальона и сказал: «Заходи, сын мой». По лицу бедняги было видно, что этого ему хотелось в самую последнюю очередь, и он изо всех сил искал повода слинять, но никак не находил. Разочаровывать же священника ему совершенно не улыбалось. Поэтому он пробормотал нечто нечленораздельное и вошёл. Отец Андерсон пропустил его вперёд и закрыл дверь. Для почтальона она хлопнула, словно крышка гроба. Он сглотнул и оглянулся по сторонам. При виде истыканного портрета главы «Искариота» и красующейся рядом надписи «Говорю с мёртвыми» ему стало дурно. Когда он увидел одного из Пауков (того, что жил в правом углу), его перекосило. А когда его взгляд остановился на масштабной модели синхрофазотрона, бедняга чуть было не упал в обморок.

***

-Садись, сын мой – предложил Андерсон. Почтальон сел, вытянувшись по стойке «смирно».
-Хочешь чаю? – спросил падре. Почтальон булькнул.
-Вот незадача… а чаю-то у меня и нет! – расстроился святой отец, заглядывая в чайник.
-И спирта тоже – зачем-то констатировал он, заглядывая в спиртовку – чего бы тебе предложить?
Почтальон икнул и промолчал, покосившись на дверь.
-Конечно, у меня есть Мышь… - продолжал рассуждать святой отец – но её я тебе, наверное, не отдам – с кем я тогда буду разговаривать? Я ведь человек одинокий…
Почтальон, видя, что святой отец не смотрит в его сторону, встал со стула и начал потихоньку пятиться к выходу.
-Пожалуй, я мог бы отпустить тебе грехи – рассуждал отец Андерсон, задумчиво разглядывая штык. Попробовав пальцем лезвие, он не глядя метнул его себе за спину. Клинок просвистел мимо уха почтальона и вонзился в нос Интегре Хеллсинг, от чего она не стала выглядеть лучше.
-Слушай! – святого отца, видимо, осенило – хочешь, я дам тебе голову вампира? – он открыл холодильник, поздоровался с Мышью и начал там рыться. Почтальон в это время уже подобрался к двери.
-Вот пресвятая богородица, представляете, все кончились! – разочарованно протянул святой отец, закрывая холодильник – куда же ты, сын мой? – воскликнул он, успев заметить исчезающую в двери ногу почтальона.
-Благослови тебя Господь! – прокричал он вслед убегающему во все лопатки гостю. Затем вернулся к себе, вытащил из кармана письмо и стал читать.
«Глава тринадцатого отдела специальных операций священной инквизиции Ватикана организации «Искариот» Энрико Максвелл святому отцу Александру Андерсону» - значилось на конверте. Внутри был краткий список заданий на сегодня.
Прекратить швырять дротики в главу организации «Искариот» (я всё знаю, отец Андерсон, не отпирайтесь!).
Заняться, наконец, полезным делом (неважно, каким – отпустить грехи, провести день в молитвах, замочить парочку неугодных Святой Католической Церкви – нужное подчеркнуть)
Уничтожить Алукарда (ну или хотя бы покалечить)
По возможности нахамить английской свинье Интегре Хеллсинг.
Предоставить отчёт о проделанной работе в офис Святой Инквизиции.
После прочтения сжечь.

***

Ища в кармане спички, святой отец крепко задумался. Второй пункт не вызывал у него ни малейших сомнений – но вот первый... отец Андерсон не был уверен, что способен на такой подвиг. Ведь портрет Алукарда, как уже упоминалось, был у него один, а больше всего в жизни он любил пошвыряться чем-нибудь острым… Далее – покалечить Алукарда… интересно, какого чёрта Алукард будет делать в Ватикане?.. (заодно с английской свиньёй Интегрой Хеллсинг?).
-Вот оно! Ватикан! – воскликнул святой отец – я в Ватикане!
-Да, похоже, придётся ехать в Англию. Жаль, жаль… на метро туда, наверное, не доедешь… (святой отец очень любил ездить в метро. Странно, но факт: там же очень любил бывать Алукард. Правда, смешно?).
Когда письмо уже догорало, в единственное окно влетел кирпич. Подивившись сверхъестественной меткости бросавшего, падре поднял кирпич и хотел было уже положить его в холодильник, но вдруг заметил, что к нему привязан сложенный лист бумаги, оказавшийся на поверку запиской. Следующего содержания.
«Если моё послание не угодило туда, куда я целился, то святой отец приглашается (если, конечно, он не боится) на не помню которую по счёту дуэль. Итак, сегодня в 20:00 в городском метро.
Алукард.
P.S. Раз уж я всё равно пишу это за хозяина, то напоминаю: такой пёс, как вы, святой отец, не может его убить. Так что сидели бы вы дома…
Виктория Целис.»
P.P.S. Да, и передайте Максвеллу, что сам он свинья!
Интегра Вингейтс Хеллсинг.»
В самом низу листка обнаружилась ещё одна небольшая приписочка: «Отдам котёнка в хорошие руки, у нас плохие. Уолтер».
-Что за зоопарк? – подумал окончательно сбитый с толку инквизитор, по инерции поджигая и эту бумажку.
-Пресвятая богородица! – воскликнул святой отец, сообразив, что только что сжёг единственный источник, указывавший на место и время встречи с Алукардом. Видимо, вследствие частых потерь головы, память ему временами изменяла…
-Где же? – ломал голову святой отец – хотя где – это вопрос решённый: конечно же, в метро!
Какого чёрта Алукард делал в Ватикане и как он вообще там оказался, неизвестно по сей день…
-Но в Ватикане нет метро… - разочарованно протянул падре, когда до его сознания дошла эта досадная подробность. Подумав это, он взял в руки кирпич, взвесил его и попытался прикинуть, откуда он прилетел, чтобы послать ответ…
-Вот блин, промашка вышла… - бормотал Алукард, оглядываясь по сторонам и вертя в руках уже знакомый кирпич – какой маленький этот Ватикан.
-Но хозяин, я же вам говорила – какого черта мы будем делать в этом Ватикане – тянула своё Виктория, потирая большую шишку на затылке.
-Так почему ты меня не предупредила, что в этом захолустье даже метро нет? – грозным голосом осведомился Алукард.
-Но я же не знала! – полицейская приготовилась заплакать.
-Зато теперь знаешь! – ядовито отрезал Алукард. Виктория угрожающе захлюпала носом.
-Блин, отец Андерсон, свинья косая! – проныла она и замолкла. Алукард зловеще усмехнулся. Похоже, он придумал.
Ещё немного понапрягав свою многострадальную голову, отец Андерсон пришёл к выводу, что если эта мигрень не прекратится, то вспомнить что-либо он не сможет. Снова попытавшись припомнить разговор со святым, он сумел вызвать в памяти загадочное слово «похмелка» и задумался, что бы оно могло означать.
Помолившись с часик, святой отец открыл холодильник и снова спросил у мыши, как дела.
-Дверь закрой, дует! – донеслось оттуда (что означало, что молитвенное рвение достигло необходимой степени). Однако боль и не подумала никуда деться. Из чего падре заключил, что сей род молитвой и постом не изгонишь и ещё раз крепко задумался. Немного пошвыряв дротики в портрет Алукарда (как ни странно, тоже не помогло), он бросил и это занятие…

***

При попытке побиться головой о стену святой отец едва не проклял собственное существование…
По здравом размышлении падре решил спросить у кого-нибудь, что это такое, пока окончательно не расстался с бессмертной душой. Выйдя из комнаты, он попытался было поприставать к пьяным рылам, бродившим вокруг, но те упорно утыкались в свои тетради и не отвечали. Наконец, нашёлся сердобольный студент, который помнил святого отца (когда-то тот благословил его на сдачу сессии. Помогло или нет, история умалчивает, но с тех пор студент неожиданно уверовал в Святую Инквизицию). Записав на бумажке название требуемого напитка и несколько адресов, которые следовало посетить для добывания оного, отец Андерсон благословил студента ещё и на сдачу диплома и поплёлся в ломбард.
По законам жанра, ломбард находился прямо за углом общежития…
-Выбитые зубы не принимаем! – ещё с порога приветствовала отца Андерсона недружелюбного вида женщина за прилавком. Как она догадалась, что у него в холодильнике валяется обширная коллекция подобного рода вещей, никто не знает. Однако святого отца это не смутило. Пробормотав «благослови тебя Господь!», он подошёл к прилавку и поздоровался.
-Приём стеклотары за следующим углом! – снова попробовала она осадить падре, очевидно, не в силах поверить, что у священника может быть что-то более ценное, чем его вера в Бога.
-Скажи, дочь моя, а вам нужны головы вампиров… - спросил было святой отец, но под весьма красноречивым взглядом кассирши сразу вспомнил, что как раз они у него и кончились.
-А лом цветных металлов? – спросил отец Андерсон, доставая из кармана нож в форме распятия и лихо крутя его в пальцах. Женщина за прилавком лишилась дара речи.
-Вот и хорошо – изрёк падре, очевидно сочтя молчание знаком согласия. С этими словами он крутанул нож и воткнул себе в грудь. Кассирша, попытавшаяся было обрести дар речи, утратила его окончательно. А святой отец продолжал задумчиво и целеустремлённо ковырять себя где-то в районе сердца. Затем перешёл в район печени, а затем и почек. Процедура продолжалась минут десять, и завершилась энергичным вытряхиванием чего-то из уха. После чего святой отец очаровательно улыбнулся и высыпал на прилавок порядочную горсть сплющенных кусочков серебра.
-Пули – лаконично констатировал он – калибр, если не ошибаюсь, 13 мм. Освящённые. Между прочим, дважды… - добавил он смущённо, потупив взор.
-Что? – выдавила кассирша.
-Серебро! – констатировал святой отец.
«И как это я раньше не сообразил?» - думал он, выходя из ломбарда с пачкой банкнот. Достав из кармана бумажку, он заглянул в неё. Следующим по списку было заведение со странным названием «Гастроном».
«Гастроном братьев Валентайн» - значилось на вывеске – «есть всё, от соли до спичек!».
-Дааа… - протянул святой отец, размышляя, что организация Хеллсинг у себя в Англии совсем распустилась, если подобного рода публика беспрепятственно шляется по самому Ватикану. Интересно, чего это он ожидал, если Алукард в последнее время занимался в основном тем, что ездил в Ватикан на встречи с ним же…
Зайдя в гастроном, святой отец оглянулся. Прилавки пестрели широчайшим ассортиментом спичек и соли… поискав глазами винный отдел, отец Андерсон задумался, туда ли он попал. Поинтересовавшись у ближайшего продавца, выяснил, что не туда и крепко задумался. Винного отдела в магазине не было.
-Отец Андерсон! – окликнул его сзади подозрительно знакомый голос.
-Чего тебе? – недружелюбно ответил падре, резко поворачиваясь и доставая из кармана штык. Ну да, так и есть – перед глазами маячила извечная спутница Алукарда, обладательница самого большого в Англии… ружья!, самый противоречивый персонаж аниме «Хеллсинг» и просто богопротивная ересь Виктория Целис! Маячила и корчила рожи…
-Не догоните, святой отец! – воскликнула она, показала ему язык и скрылась из поля зрения. Падре сломя голову помчался за ней.
«Блин, догоню – убью!» - думал святой отец, прикладываясь головой о низкий дверной косяк. В тот момент он мог бы внести очень существенный вклад в мировую астрономию, но, к сожалению, точное количество и координаты увиденных небесных тел вылетели у него из головы при беге (или их вышибло в дальнейшем пулей Алукарда).

***

«И зачем я сюда сунулась? Нет, ну чего меня вообще понесло в этот Ватикан? Зачем я увязалась за хозяином? Всё равно ему на меня наплевать! А могла бы ведь сидеть сейчас дома, в своём подвале, читать своего любимого Брэма Стокера, и всё было бы хорошо!».
Вопреки канонам жанра, Брэм Стокер ни о чём в этот момент не думал: он был мёртв.
-Стой! – кричал святой отец, перепрыгивая через очередной мусорный бак и проклиная вампиров, так любящих разные подворотни.
-Не буду! – совершенно искренне отвечала Виктория, показывая такой класс спринта, что был бы здесь сейчас олимпийский комитет, ей бы без споров присудили золото.
-Стой, кому говорю! – метко пущенный штык перепугал насмерть двоих котов, пытавшихся подраться на чьём-то подоконнике, и разбил кому-то телескоп. Обернувшись, Виктория подумала, что на соревнованиях по метанию штыка на бегу, если бы такие были, святому отцу присудили бы дисквалификацию.
Святой отец даже не заметил, как они пересекли границу Ватикана… Виктория умудрилась оставить падре основательно позади (что, учитывая разницу в росте, делало ей большую честь). Отец Андерсон, видя, что жертва уходит, метнул сразу несколько штыков… одним из которых и пробил бензобак стоявшему рядом полицейскому мотоциклу. Вовремя сообразив, что происходит, Виктория истошно заорала «Насилуют!», пальнула в падре из пистолета и скрылась за углом. Святой отец хотел было продолжить преследование, но дорогу ему перегородил полицейский.
-Нарушаем, сеньор! – важно изрёк он – оружие, колющие, режущие предметы с собой есть?
-Ээээ… - пробормотал святой отец, запахивая плащ и делая вид, что это не он.
-Пройдёмте – сказал полицейский, доставая наручники.
-Вы не понимаете! – воскликнул падре, очнувшись – я сотрудник тринадцатого отдела специальных операций священной инквизиции Ватикана организации «Искариот»! – единым духом выпалил он. Полицейский с уважением посмотрел на человека, способного с ходу произнести такое, но наручников всё же не спрятал.
-Да? И как же вас зовут? – спросил он.
-Андерсон! Александер Андерсон! – с чувством собственного достоинства ответил падре.
-Пройдёмте, отец Андерсон! Где вы сказали, вы работаете?
-Я требую немедленно меня отпустить! – кричал святой отец, вырываясь – вы не понимаете! Я вампиров истребляю!
-Ах, вампиров! Ну, конечно же! Как я сразу не догадался! Идёмте, расскажете начальнику участка! – участливо говорил полицейский, характерно глядя на отца Андерсона.
В течение часа святой отец пытался объяснить начальнику участка, что он сотрудник святой инквизиции, а вовсе не сексуально озабоченный думер; что девушка, за которой он гнался, сопровождает одного из самых страшных вампиров на свете; наконец, что привычка бросаться штыками передалась ему от отца. В конце концов он потребовал право на звонок и позвонил Максвеллу. Однако глава организации «Искариот» мстительно ответил, что не знает, о чём речь, что никакой инквизиции в Ватикане нет и что «я же говорил, что западло, святой отец, в меня швыряться всякой дрянью!». Наконец, окончательно деморализованный отец Андерсон был водворён в камеру, где продолжил свои проповеди среди собравшейся там публики.
Ещё часа через два, когда падре уже обратил в католическую веру троих, казалось бы, безнадёжных уголовников (учитывая, как святой отец умел убеждать, это не вызывало удивления), в камеру неожиданно зашёл охранник и сообщил, что за него внесли залог. Удивлённый отец Андерсон проследовал за ним, соображая, кто бы мог это сделать. Оказавшись на улице, он увидел Викторию, которая сидела на лавке и болтала ногами.
-А, вот и вы, падре! – воскликнула она, вставая – я уже заждалась!
-Не понял? – переспросил отец Андерсон, и впрямь не понимая, что творится.
-Ну, я подождала, не выпустят ли вас… когда вас не выпустили, я начала волноваться, не случилось ли с вами чего. Узнав, что вас упекли за решётку, я поспешила внести за вас залог…
-Это благородный поступок, дочь моя! Он безусловно зачтётся тебе в раю! – с пафосом начал святой отец. Вспомнив, однако, кто перед ним, он поперхнулся и пробормотал под нос «хотя всё равно не видать тебе царствия небесного!», после чего задумался о смысле бытия.
-Ну что, продолжим прерванную погоню или так пойдём? – вывел его из размышлений вопрос полицейской.
-А далеко? – спросил падре.
-Да нет… в лучших традициях жанра – за углом – ответила Виктория. Святой отец кивнул.
За углом обнаружилась дверь в подвальное помещение, на которой красовалась вывеска «Бар «Третий Рейх».
-Надо же, кто-то ещё читает эту чушь – разочарованно протянул святой отец.
-Нам сюда – Виктория широким жестом показала на вывеску, открыла дверь и исчезла внутри. Отец Андерсон немного подумал, а стоит ли, и тоже вошёл.

***

Оказавшись внутри, святой отец оглянулся. Раньше он никогда не бывал в такого рода заведениях, поэтому ему было интересно. Судя по скучающему выражению лиц вокруг, он такой был здесь один. Бар был оснащён типовым комплектом мультимедии: 1) спёртая атмосфера; 2) завеса из табачного дыма пополам с перегаром; 3)грязные лампочки, пытающиеся бороться с окружающим полумраком; 4)сомнительная публика за столиками; 5)грязная барная стойка, вся в пятнах от разнообразных напитков, и такой же бармен; 6)Алукард, мрачно сидящий за столом и чего-то ждущий…ой, простите, увлёкся…
-Хозяин, а вот и мы! – радостно заорала Виктория. Сразу же на неё устремились взгляды всего бара (разумеется, кроме Алукарда).
-Детка, прошвырнёмся? – осклабился сидевший возле входа молодой человек панковатого вида. Пока Виктория соображала, что бы такого ответить, святой отец, до того почему-то оставшийся незамеченным (разумеется, в бар каждый день заходили похмельные инквизиторы в набитых штыками плащах и с воо-от такими крестами), обошёл молодого человека сзади и навис над ним. Заметив, что сзади кто-то стоит, последний обернулся. Отец Андерсон улыбнулся, методично вытащил из кармана листок с цитатой из Библии, из другого кармана – штык, со смаком пригвоздил листок к столу и процедил «Благослови тебя Бог! Почитай-как лучше это!». Молодой человек поперхнулся и исчез под столом. Всем как-то сразу стал безразличен человек, вот так обламывающий крутых парней (что же в этом необычного).
-Тебя только за смертью посылать, полицейская! (Наконец-то мы дождались реакции от Алукарда.
-Могу сходить! – обиженно парировала Целис, надувая губки.
-Алукард! – радостно, словно встретив старого друга, произнёс святой отец.
-Святой отец Александер Андерсон! – зловеще ответил Алукард.
-Алукард! – повторил святой отец. Ему это явно начинало нравится.
-Отец Андерсон! – Алукард поднял голову.
-Виктория! – радостно воскликнула Виктория. Алукард и святой отец неодобрительно на неё посмотрели. Виктория поняла, что сморозила лишнее и стушевалась. Святой отец хотел было ещё раз повторить «Алукард», но момент был уже упущен, впечатление испорчено, поэтому он просто сел. Алукард снова опустил голову, попав волосами в стоящую перед ним тарелку. Судя по тому, что большая часть его шевелюры была в чём-то красном, это происходило с ним постоянно…
-Как поживает твоя мышь, проповедник? – поинтересовался Алукард, замачивая причёску в тарелке с таким ожесточением, словно собирался сейчас вымыть ею полы.
-Спасибо, ничего… что тебя принесло в наш святой город, вампир? – ответил отец Андерсон.
-Сам не знаю… - пожал плечами Алукард, ища глазами Викторию. Не найдя таковой, он понял, что свалить всё на неё не удастся, и вздохнул.
-Наконец-то я тебя уничтожу! – радостно произнёс святой отец.
-Нет, это я тебя уничтожу! – меланхолично ответил Алукард.
-Стакан божоле-мерло-бордолино! – выпали падре вслед проходящему официанту. Алукард поднял голову и удивлённо на него посмотрел.
-Чего? – переспросил он, озадаченный таким поворотом событий.
-Я не тебе… на чём мы остановились?
-Я тебя уничтожу, говорю!
-Нет, это я тебя!
-Святой, отец, вспомните, что я вам писала! – послышался откуда-то из угла голос Виктории – сидели бы вы дома!
-Не встревай в разговор ближнего твоего! – придумал одиннадцатую заповедь отец Андерсон – а то в тебя встрянет вот это! – он угрожающе помахал штыком на голос. Бармен, увидев это вылез из-за стойки и неожиданно оказался весьма дородным мужем, явно умеющим постоять за себя. Подойдя к столику, за которым сидели Алу со святым отцом, он грозно сказал последнему: «Если не хочешь, чтобы я тебя вышвырнул, не махай у меня в баре такими штуками!» и показал внушительный кулак.
-Если не хочешь, чтобы я отправил тебя прямиком на суд Господень, заткнись! Сын мой… - ответил отец Андерсон – и кстати, правильно будет «не маши»!
-Да ты, я вижу, хамишь, священник! Сейчас я тебе покажу! – бармен замахнулся пудовым кулаком, но отец Андерсон перехватил его руку.
-Склонись передо мной, и все царства земные будут твои! – продолжал нещадно коверкать Писание святой отец, методично выкручивая руку здоровяку.
-Спокойно… он со мной – Алукард, наконец, вытащил волосы из тарелки и поднял голову. Падре отпустил бармена, который сразу перенёс свой гнев на Алукарда.
-И что?
-А ещё со мной вот это – в лоб здоровяка упёрся ствол «Шакала» - вопросы есть?
-Где выход? – спросил бармен.
-Там – махнул рукой Алукард.
-Руки вверх! – прокричал кто-то, целясь в Алукарда из револьвера.
-Сам руки вверх! – передразнил тот, доставая второй пистолет.
-Я выстрелю! – истерически завопил тот, кто целился.
-Ну да – согласился Алукард. Послышался выстрел, затем ещё один и ещё. Алукард плавно клюнул носом в тарелку. Откуда-то послышался торжествующий возглас. Где-то щёлкнул затвор.
-И это всё? И ЭТО ВСЁ? – разочарованно пробулькал Алу, поднимая голову.
-Нет, ещё три патрона осталось – ответил тот, кто стрелял.
-Ну, так чего ждём? – удивлённо поднял брови Алукард. Получив свои положенные три патрона, он сказал «Ага» и снова упал лицом в тарелку.
-Ну, это уже всё? – спросил он.
-Всё – ответил стрелявший, заглядывая в барабан – а, нет, ещё один патрон остался!
-Не только я не умею считать… Можешь застрелиться! – злорадно констатировал Алукард, поднимаясь. Вид у него был впечатляющий: развороченный затылок, стекающая по лицу кровь, заливающая плащ. Он спрятал оба пистолета и направился в сторону стрелявшего.
-Не может быть! Я же три раза в него выстрелил! – запаниковал тот.
-И ещё три раза – итого шесть! – заметил педантичный Андерсон. Алукард наступал.
-Повторяю для непонятливых: ВООБЩЕ НИКАКОЙ ПЁС НЕ МОЖЕТ УБИТЬ ХОЗЯИНА! – устало констатировала непонятно откуда взявшаяся Виктория.
-Я не пёс! – воскликнул несчастный, с горя выпуская последний патрон Алукарду в улыбку. Пуля ударилась в клык и с противным звоном отскочила. Алукард улыбнулся ещё шире.
-Спорим? – дразнился падре.
-А кто же ты? Ты хуже пса… ты – трусливый ублюдок, который… - Алукарда понесло.
-Кроме того, место пса уже занято! – заявил отец Андерсон – кстати, сын мой, а где моё бордолино? – спросил он у официанта, который пытался пробраться вдоль стенки к выходу.
-Нету – сдавленным голосом пискнул тот.
-Как нету? Совсем нету? – брови отца Андерсона удивлённо поднялись.
-Совсем – обречённо вздохнул официант, шестым чувством понимая, что сейчас его будут бить.
Алукард как раз волок свою жертву к выходу, когда двери распахнулись и в бар ввалилась предусмотрительно вызванная кем-то полиция в лице патрульного офицера.
-Полиция! Никому не двигаться! – закричал офицер, доставая револьвер. Алукард бросил на него взгляд из-под очков, решил, что это не стоит его внимания и поволок свою жертву дальше. Отец Андерсон полез в карман за очередным листком из Писания. Сочтя это провокацией, полицейский выстрелил в него. Во лбу святого отца образовалась красивая дырочка.
-Вот так всегда! – произнёс он и упал. Офицер перевёл было пистолет на Алукарда, но вовремя подоспевшая Виктория погнула ему ствол.

***

-А у вас шнурки развязались! – кокетливо произнесла она, хлопая глазами. Офицер нагнулся завязать шнурки. Когда он разогнулся, над ним уже угрожающе нависал наш доблестный инквизитор.
-А вы знаете, офицер, что стрелять в сотрудника Святой инквизиции – мало того, что не угодно богу, но ещё и бесполезно? – поинтересовался он, сгребая полицейского в охапку и запуская по направлению к выходу – кто следующий? – он обвёл выжидающим взглядом толпу.
-Ну, сейчас я тебе всё-таки покажу! – закричал бармен, снова бросаясь на инквизитора с кулаками.
-Покажи-покажи! – поддразнивал его святой отец – а то я в прошлый раз не разглядел… - с этими словами он увернулся, и когда бармен, словно бешеный бык, пронёсся мимо, схватил его за шиворот и поднял.
-Алукард! – окликнул вампира падре.
-Чего надо? – мрачно спросил Алукард, складывая очередного забияку на уже сформировавшуюся в углу груду бессознательных тел.
-У них нет бордолино! Громим здесь всё, потом дерёмся! – с воодушевлением прокричал инквизитор – благослови тебя Господь! – эти слова были адресованы уже бармену, который как раз был запущен им в самую гущу толпы.
-А чем я, по-твоему, уже пять минут как занимаюсь? – задал вполне резонный вопрос Алукард, опрокидывая стол и доставая пистолеты.
Следующая сцена мало поддаётся описанию… вот лишь некоторые моменты из того, что происходило далее:
1) Отец Андерсон вручает пачку листовок какому-то очередному здоровяку и запускает его вслед за барменом.
2) Алукард, зачем-то спрятавшись за перевёрнутый стол, палит в потолок, обрушивая на нападающих целые потоки строительного мусора и внося замешательство в их и без того не слишком стройные ряды
3)Виктория сидит в чудом уцелевшем углу и меланхолично смотрит на побоево мамаище
4)Алукард и отец Андерсон перебрасываются каким-то беднягой, который всё пытается вытащить оружие и попасть в одного из них
5)снова Алукард – на этот раз идёт по толпе, как Иисус по воде, раздавая подзатыльники самым смелым
…обнаружив, что громить уже, собственно, нечего, наши герои, как и обещали, затеяли драку между собой. Не станем утомлять читателя подробным описанием этого зрелища (оно его наверняка уже достало). Вот, опять же, избранные моменты:
1) Алукард, похожий на ежа, швыряется в инквизитора всем, что попадается под руку, бросая периодически злобные взгляды на Викторию (так как запасные обоймы к пистолетам почему-то оказались у неё)
2) Вышеупомянутая Виктория сидит всё в том же чудом уцелевшем углу и мило беседует с мужчиной в пальто, на лбу у которого красуется зелёная надпись «ЦРУ».
3) Отец Андерсон, в связи с тем, что Алукард временно недоступен, от нечего делать швыряет штыки в барную стойку
4) Оклемавшийся Алукард висит, связанный по рукам и ногам рулонами туалетной бумаги, посреди бара, а святой отец бежит к нему, радостно замахиваясь штыком и с криком «Банзай»
5) Снова Алукард (точнее, уже два Алукарда – правый и левый) обстреливает инквизитора из перезаряженных (наконец-то!) пистолетов.
6) Виктория продолжает пить кофе
7) Отец Андерсон, зажав зубами штык, несётся на Алукарда, на ходу отращивая новые руки и левую ногу (!)
8) Алукард, уже сросшийся, устало зевая, отправляет инквизитора в очередной краткосрочный тур по загробному миру
9) Виктория под градом пуль и штыков отважно целуется с сотрудником ЦРУ.
10) Алукард, отец Андерсон и Виктория сообща пинают вышеупомянутого сотрудника.
11) Все трое уже в энной стадии опьянения ведут перекрёстный допрос на тему кто кого больше уважает.
Нащупав на тумбочке плащ, в плаще – карман, а в кармане – вручённый ему сердобольной Викторией пакетик с обезболивающим, отец Андерсон, не глядя разорвал пакетик и высыпал содержимое себе в рот. После этого он открыл глаз. Голова немедленно отозвалась адской болью.
-Даааа… - протянул инквизитор, жуя таблетки. Таблетки были горькие, но на тот момент ему было всё равно – лишь бы отбить этот мерзкий привкус во рту. Прожевав, святой отец немного полежал, дожидаясь, пока лекарство подействует, и открыл второй глаз. Открыв, он огляделся. В комнате царил разгром. Всюду валялись пустые бутылки и пакетики из-под крови. Этой самой кровью во всю стену было коряво выведено «Я – богопротивная ересь!», и подпись «Алукард». Портреты Максвелла и Интегры были истыканы штыками, дротиками, изрешечены пулями и ещё бог знает чем в них кидались. Портрету Виктории кто-то пририсовал пышные усы - правда, почему-то где-то под грудью. Сама Виктория дрыхла на стуле для гостей. С потолка чёрно-красной тряпкой свисал Алукард в одном сапоге. Второй сапог был надет на керосинку. Рядом висела подвешенная на лампочку Мышь.
Обведя взглядом панораму всеобщего разгрома, святой отец наткнулся глазами на чудом уцелевшую табличку с надписью «Используй меня». Остро осознавая, как он слаб верой, инквизитор тяжело вздохнул и заглянул в корзину для мусора в поисках «вчерашнего дня»…